ПОИСК ПО САЙТУ

В.Садовничий: Мы лишимся фундаментального образования, если его не поддержим

2009-10-26 10:07:08

На прошлой неделе Госдума приняла в третьем чтении федеральный закон об особом статусе МГУ имени М. В. Ломоносова и СПбГУ. Проект был внесен президентом России, и, если вкратце, он предполагает следующее: оба вуза «как уникальные научно-образовательные комплексы» будут подчиняться не Минобрнауки, а напрямую правительству страны; получат финансирование отдельной строкой; смогут создавать собственные образовательные стандарты и проводить дополнительные испытания профильной направленности; ректоров будет назначать президент.

Закон, выделяющий два главных вуза России, еще не подписан, но МГУ и СПбГУ некоторым образом объединились еще в августе, подписав соглашение о стратегическом партнерстве. Собеседник «Санкт-Петербургских ведомостей» Виктор Садовничий не только пояснил как ректор, в чем это сотрудничество будет заключаться и как на нем отразится особый статус университетов, но и как президент Российского союза ректоров, член совета при президенте по науке и высоким технологиям, член президиума РАН рассказал, как ему видится дальнейшее развитие всего высшего образования в России.

— Виктор Антонович, стратегическое партнерство сложилось бы, наверное, и без этого особого статуса двух университетов? И от кого шла инициатива?

— Я редко рассказываю эту историю. Когда я только был избран ректором МГУ в начале 1990-х, ректором ЛГУ был Станислав Меркурьев. Мы оба математики, очень хорошо друг друга знали и очень хорошо друг к другу относились. Кажется, в 1993 году мы оба были приглашены во Флоренцию — город европейской культуры, мы путешествовали по Италии, очень сблизились и тогда впервые договорились, что два университета — московский и петербургский — должны очень тесно сотрудничать. Потому что на нас лежит особая миссия: мы должны быть хранителями классического университетского образования. Этакой «палатой мер и весов».

Время тогда было сложное, начались бурные события в образовании, но мы тогда пообещали друг другу, даже поклялись, что два университета всегда будут идти вместе. Но Станислав Петрович вскоре ушел из жизни. Ставшая ректором Людмила Алексеевна Вербицкая знает эту историю, мы говорили об этом. Годы были трудные, нужно было справляться с многими внутриуниверситетскими заботами, но можно сказать, что то время стало периодом хорошей совместной работы — у нас никогда не было противоречий, несмотря на то что нас подталкивали к разного рода дискуссиям.

Когда ректором СПбГУ стал Николай Михайлович Кропачев, первый наш разговор о партнерстве университетов состоялся еще до проработки закона об особом статусе — мы и не думали о возможности такого закона. Уже тогда мы говорили о том, что Болонский процесс, конечно, хорошо, но в этом случае мы как бы равняемся на эталоны Запада. А ведь в России более чем 3000 университетов и их филиалов. И хорошо бы, чтобы и внутри страны студенты так же свободно могли перемещаться из вуза в вуз.

Честно говоря, я не понимаю, почему Болонский процесс и студенческая мобильность должны восприниматься обязательно как поездка студента в европейский университет. Почему не обсуждать, условно, учебу студента из томского вуза в Москве? Или студента с Дальнего Востока в вузе Ростова? Расстояния не меньшие, особенностей обучения не меньше. Мы это с Николаем Михайловичем обсуждали и сходились во мнении.

— Добиваться особого статуса решили после того, как стала выстраиваться своеобразная иерархия вузов?

— В стране была построена так называемая линейка университетов: сначала образованы федеральные университеты; затем, в августе 2008-го, в МИФИ на встрече президента Дмитрия Анатольевича Медведева с некоторыми представителями ученого сообщества обсуждался вопрос о национальных исследовательских университетах, и в качестве первых назывались МИФИ и Институт стали и сплавов.

Я на той встрече выступил и сказал примерно следующее: конечно, и МИФИ, и Институт стали и сплавов действительно направлены на специальные области знаний, которые надо поддерживать, — ядерную и металлургическую. Идея национальных исследовательских университетов хороша, но как быть с двумя старейшими классическими университетами, Московским и СанктПетербургским? По «линейке» получалось, что на вершине располагаются федеральные университеты, затем научноисследовательские, а потом уже МГУ с СПбГУ.

Я еще на том заседании обратился к президенту с просьбой придать им особый статус. Надо сказать, президент дал очень решительные указания Андрею Александровичу Фурсенко проработать этот вопрос. И очень быстро после этого вышел указ президента о том, что мы, два вуза, получаем особую свободу в академической области: право иметь самостоятельные стандарты, большую свободу в преподавании...

Но дальнейшие события показали, что это не все, что хотелось бы и что необходимо для развития наших университетов. И мы с Николаем Михайловичем стали добиваться встречи с президентом, с тем чтобы был издан закон о наших университетах. Именно закон закрепляет большую степень нашей автономии.

Встречи мы добились (президент очень оперативно ее назначил), и мы к тому моменту уже были готовы четко проговорить, что предполагает особый статус.

— И что эта особость предполагает?

— Помимо академических свобод еще и дополнительные возможности при приеме. Речь идет вовсе не о тех дополнительных испытаниях, которые ряд вузов могли проводить помимо приема по результатам ЕГЭ. Дело в том, что тогда разрешение проводить дополнительные испытания получили те несколько факультетов, которым это как раз и не требовалось. То есть привилегию получали те факультеты, на которые поступали только с пятерками и конкурс был два отличника на место, как, например, на некоторых популярных факультетах гуманитарного профиля. Там мы и так принимали хороших студентов. Дополнительные же испытания предполагают именно поиск талантов на факультетах, которые сейчас не связаны с этими популярными направлениями, например механикоматематическом, физическом...

Кроме того, особенность статуса предполагает собственные дипломы. Президент нас и в этом поддержал, дал добро на подготовку закона. Это очень кропотливая работа, здесь Николай Михайлович и как юрист и как ректор проявлял очень большую активность. Мы привлекали экспертов — были десятки, если не сотни встреч в течение нескольких месяцев, искали формулировки, которые не противоречат другим законам, а были и новшества, которые требовали поправок в имеющемся законодательстве. К примеру: на собственном дипломе должен быть Герб государства — это предполагает поправку в закон о Гербе.

Наконец, то, что финансирование пойдет отдельной строкой, — большой успех для СанктПетербургского университета (МГУ уже был прописан отдельной строкой в госбюджете).

— Выход из подчинения Минобрнауки и подчинение напрямую правительству означает большую свободу, но каковы возможные минусы?

— Я бы не употреблял формулировку, будто мы выходим из какогото подчинения, — мы все равно работаем в одной упряжке, в системе образования. Но подчиняться теперь будем действительно только правительству.

В чем сложности? Этот закон требует большей активности двух университетов. Когда есть начальник, всегда легче: солдату в некотором смысле проще, чем сержанту. Есть кому за тебя подумать. А в нашем случае мы сами должны думать, как нам быть. Это очень трудная работа: формирование бюджета, отстаивание бюджета; полная ответственность — на ректоре: раньше можно было бы сказать, что Агентство по образованию чегото недодало. Сейчас такого уже не скажешь, потому что агентство ни при чем. И когда агентство было прямым начальником, можно было позвонить и решить финансовую проблему. Председателю правительства не позвонишь по каждому рублю.

— Снова о стратегическом партнерстве: если говорить в целом — будет заключаться в обмене студентами и в проведении общих научных исследований?

— Не секрет, что университеты обычно не торопятся друг с другом чемто делиться. И мы, чтобы приносить большую пользу, должны быть сильнее, а сильнее мы будем, если станем действовать вместе.

У нас и до подписания договора неплохо сотрудничали психологи, юристы, философы, филологи, математики. Но ведь перевод студентов, обмен студентами — многофакторное поле: ктото действительно считает, что в другом университете определенный курс сильнее, а ктото переведется потому, что родственники неподалеку. В любом случае выбор за студентом; разнарядки не будет, мол, поезжай на семестр в другой город, учись там.

Сейчас главное — чтобы закон об университетах окончательно вступил в силу. О подробностях рассуждать еще рано, а то у меня уже спрашивают, когда диплом новый будет.

Сейчас и в СПбГУ и в МГУ созданы комиссии, они разработают некоторые принципы обмена студентами, потом будет совместное заседание, где утвердим эти принципы. И в науке, кстати, предполагается немало общих проектов: в МГУ — хорошая приборная база, супервычислители; у СПбГУ — очень хорошие приборы по нанотехнологиям.

— Если образуются два государства в государстве со своими образовательными стандартами — как это согласуется со всеобщей установкой на единое образовательное пространство?

— Единое образовательное пространство от этого только укрепится. Мы же не говорим, что будем учить чемуто, чего другие не поймут. Даже в законопроекте сказано: все наши стандарты должны быть на базе госстандартов, и не ниже.

Это может только способствовать обмену. Условно: выпускник СПбГУ, который владеет всем-всем, почерпнувший что-то и в МГУ, может поехать и в Европу и стать там, как я вижу по опыту, одним из первых по успеваемости — таков у нас уровень образования. «Там» ведь нет таких подготовленных, как наши, химиков, математиков.

И почему мы равняемся на Болонскую систему? Болонья в Европе — это прежде всего обмен между европейскими университетами в едином европейском пространстве. А у нас свое пространство. Мы еще не можем избавиться от комплекса, что у нас все плохо, а там все хорошо и надо ехать туда. Нужно же учитывать, что и у нас, внутри страны, талантливые студенты тянутся поучиться в разных российских вузах. Такая программа, кстати, действовала в советское время — перевод сильных ребят из институтов в университет.

Я бы не противопоставлял Болонскую декларацию и процесс, происходящий у нас. Во-первых, мы абсолютно не хуже. Во-вторых, в Европе придумают еще какуюнибудь новую систему сотрудничества вузов. Да уже придумали: мало кто пока слышал об «Унике» — программе партнерства столичных европейских вузов, которая ставит даже более амбициозные задачи, чем Болонская декларация. «Уника» включает в себя только столичные университеты и создает систему сохранения эталона высшего преподавания в Европе. МГУ — член «Уники», одно из заседаний проходило у нас. Так что Болонский процесс, на мой взгляд, — это не вершина. Это хорошее сотрудничество, нужное Европе и полезное для нас, но будь это наилучшим вариантом — это противоречило бы диалектике: если достигли вершины — зачем жить?

— Как вам, президенту Российского союза ректоров, видится развитие высшего образования в стране? С учетом того же ЕГЭ, к которому вы относились без особой симпатии?

— Я бы сказал так: в России в высшем образовании есть задача номер один. Сохранить высокий уровень научности, фундаментальности. Это стратегическая задача. Все остальное, ЕГЭ в том числе, всего лишь способы достижения цели.

Зачем нужна фундаментальность образования? Она нужна в современном мире по определению. Многие пропагандисты от образования нам немножко недоговаривают, сообщая о межвузовской мобильности студентов, о том, что студент должен быть способен принимать решения, и т. д. Это все правда. Но это не вся правда.

Вся правда в том, что нужны специалисты, выпускники, которые понимают современное развитие и фундаментальной науки и фундаментальных законов развития общества. В том числе экономики. Если таких специалистов нет, мы будем их покупать там, где они есть. И привозить.

Вы думаете, система образования США сумела обеспечить свою страну такими специалистами? Нет. Она их во многом ввезла. Но для этого нужны колоссальные деньги, чтобы привезти специалистов из Индии, из Китая, из России, из Европы... Соединенные Штаты правильно поступили. Причем кого они ввозят — вовсе не простых исполнителей. И этим самым обеспечивают свое экономическое превосходство.

То же самое будет делать Китай. Пока он обходится своей диаспорой, но будет ввозить и непредставителей диаспоры. Ту же задачу ставит перед собой, кстати, Казахстан. Знаете, сколько он уже ввез американских специалистов? Очень много. И тратит на это огромные средства. В Узбекистане — то же: открываются университеты, целиком укомплектованные приглашенными иностранными преподавателями, иногда нашими, но приглашенными изза границы, где они работали не один десяток лет.

В России пока, слава богу, есть своя база: есть научные школы, есть Академия наук, которая тоже может быть базой для сотрудничества, есть университеты — в том числе МГУ и СПбГУ. И если мы сумеем реализовать наше пока имеющееся преимущество в фундаментальности образования, обеспечим развитие страны. Не сумеем — повторю, будем ввозить.

Извините, но я думаю, что редко ошибаюсь в такого рода прогнозах. В 1990-х я говорил, что, разрушив систему техникумов, мы лишимся среднетехнического образования. Так и получилось. Точно так же будет и с фундаментальным образованием, если мы его не поддержим.

← Предыдущая новость

2009-10-26 09:14:25

Иркутскому медицинскому университету исполняется 90 лет. Интервью ректора

Следующая новость →

2009-10-26 11:12:27

ННГУ стал национальным исследовательским. Интервью президента вуза